Любимые стихи

О, женщина, дитя, привыкшее играть
И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,
Я должен бы тебя всем сердцем презирать,
А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!
Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю,
Живу одной тобой в моих терзаньях страстных,
Для прихоти твоей я душу погублю,
Все, все возьми себе — за взгляд очей прекрасных,
За слово лживое, что истины нежней,
За сладкую тоску восторженных мучений!
Ты, море странных снов, и звуков, и огней!
Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений!

 

Женщина всегда чуть-чуть как море,
Море в чем-то женщина чуть-чуть
Ходят волны где-нибудь в каморке
спрятанные в худенькую грудь.
Это волны чувств или предчувствий.
Будто то надо бездной роковой,
завитки причёсочки причудной
чайками кричат над головой.
Женщина от пошлых пятен жирных
штормом очищается сама,
и под кожей в беззащитных жилках
закипают с грохотом шторма.
Там, на дне у памяти, сокрыты
столькие обломки – хоть кричи,
а надежды – радужные рыбы —
снова попадают на крючки.
Женщина, как море, так взывает,
но мужчины, словно корабли,
только сверху душу задевают —
глубиной они пренебрегли.
Женщина, как море, небо молит,
если штиль, послать хоть что-нибудь.
Женщина – особенное море,
то, что в море может утонуть.
Автор: Евгений Евтушенко

 

К нам в гости часто заходит грусть,
Проблемы рядом, проблемы всюду.
И что-то давит нам вечно грудь..
И очень хочется верить в чудо.
И очень хочется - то тепло;
И очень хочется - ту поддержку.
Что прогоняет с пути все зло;
Дает на счастье еще надежду.
Дает нам веру идти вперед,
Когда нам больно, когда нам страшно.
Нам очень нужен тот, кто поймет!
Кто будет рядом! Нам это важно.

 

Я — женщина… я смесь… из ада с раем…
Сто тысяч разных лиц… живут во мне…
Кого-то… я люблю и уважаю…
Кого-то… беспощадно… жгу в огне…
Я добрый ангел… и коварный бес…
Царица… и послушная рабыня…
Загадка… сказка… чудо из чудес…
Я дикая чертовка… и богиня…
Доверчивая… ласковая… кошка…
Неукротимая… строптивая… тигрица…
Наивная… обидчивая… крошка…
Мудрая… и хитрая… лисица…
Я тихий омут… и жестокое цунами…
Внезапная гроза… и водопад…
Я ветерок… шуршащий облаками…
Я бездна… и шикарный звездопад…
К сценарию… я роли… подбираю…
Сто тысяч разных лиц… живут во мне…
Я разная… но все-таки… Земная…
Я — женщина… А мы… такие… все…

 

Если любовь уходит, какое найти решенье?
Можно прибегнуть к доводам, спорить и убеждать,
Можно пойти на просьбы и даже на униженья,
Можно грозить расплатой, пробуя запугать.

Можно вспомнить былое, каждую светлую малость,
И, с болью твердя, как горько
в разлуке пройдут года,
Поколебать на время, может быть, вызвать жалость
И удержать на время. На время — не навсегда.

А можно, страха и боли даже не выдав взглядом,
Сказать: — Я люблю. Подумай. Радости не ломай.
— И если ответит отказом, не дрогнув,
принять, как надо,
Окна и двери — настежь! —Я не держу. Прощай!

Конечно, ужасно трудно, мучась, держаться твердо.
И все-таки, чтоб себя же не презирать потом,
Если любовь уходит — хоть вой, но останься гордым.
Живи и будь человеком, а не ползи ужом

Э. Асадов

 

Евгений Баратынский

Весна, весна! Как воздух чист!
Как ясен небосклон!
Своей лазурию живой
Слепит мне очи он.
Весна, весна! Как высоко,
На крыльях ветерка,
Ласкаясь к солнечным лучам,
Летают облака!
Шумят ручьи! Блестят ручьи!
Взревев, река несет
На торжествующем хребте
Поднятый ею лед!
Еще древа обнажены,
Но в роще ветхий лист,
Как прежде под моей ногой
И шумен, и душист.
Под солнце самое взвился
И в яркой вышине
Незримый жавронок поет
Заздравный гимн весне.
Что с нею? Что с моей душой?
С ручьем она ручей
И с птичкой птичка!
С ним журчит,
Летает в небе с ней!

 

Николай Заболоцкий

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

 

О, женщина, божественное чудо!
В глазах её огонь, в душе – пожар.
Одной улыбкой пошатнёт рассудок
И для мужчин – волшебный божий дар.
Она тиран, она дика, спесива,
Эмоций, чувств своих она раба,
Но всё же упоительно красива
И так же упоительно слаба.
На ней одной всё человечье древо
И лишь на ней вся держится Земля.
Она сегодня, может, королева,
А завтра может свергнуть короля.
Характер крут и нрав её напорист,
Но лучшего созданья в мире нет!
Она немедля бросится под поезд
И воскресит божественный рассвет.
При ней всё ладно и всегда всё в норме.
Она мудра и ласкова, как лань,
В бой поведёт, всегда дитя накормит,
Найдёт слова любви, где боль и брань.
Не надо покорять их – непокорны.
Не надо поучать их – не поймут.
Колени приклоните пред иконой!
Благословенной женщине – салют!
Максим Сафиулин

 

Я расскажу вам о страшной душевной драме:
Милая девочка год просидела в яме.
Искренне веря, что отблагодарят,
Бедная девочка год принимала яд.

Не подавали холодным – с заботой грели.
«Все, кушать подано, ну же – я жажду зрелищ!»
Медленный яд: принимай – а потом глуши…
С каждым глотком отмирает кусок души.

Не допила до конца (но конец был близок),
Спрятала душу, вернее, ее огрызок,
Чует опасное снадобье за версту,
Больше ему не бывать у нее во рту.

Ей приходилось пить это зелье залпом,
Помнятся консистенция, вкус и запах.
Где-то в подкорке остался его рецепт.
Милая девочка мыслит как фармацевт.

Девочка смотрит наружу: вдали от ямы
Мальчики-девочки ходят, отцы и мамы…
Что они делают?.. Чувствуют?.. Говорят?..
Если один не готовит другому яд?

Девочке страшно влево и страшно вправо.
Девочка в яме варит свою отраву.
Яд будет выпит. Любящим и живым.
Девочка варит...
Девочка дышит им...

Мила Позняковская

 

Прям мурашки по коже...

 

Просто потрясающе. Спасибо.

 

Я целую твои губы,
Они пахнут молоком.
Я котёнок, я не грубый,
Я с тобой, как с мотыльком…
Язычок, словно клубничка,
Сладкий, вкусный — невозможно,
Я кусаю эротично: очень жадно, осторожно…
Словно крылышки, реснички
Нежно веют ветерком.
Так приятно, не привычно ощущать их языком!
Утонуть хотим мы в ласках.
Я хочу и хочешь ты.
И в твоих я вижу глазках,
Мы в преддверии мечты!..

 

В сорок лет так хочется свободы.
Новых встреч, полётов и дорог!
Оторвать от жизни счастья клок,
Прокричать: какие наши годы!..

В сорок лет так хочется надежды
На добро, на разум, на весну.
Веры в то, что не пойдёшь ко дну
И не сбросишь белые одежды.

В сорок лет так хочется здоровья,
Красоты, улыбок, новых сил.
Чтоб в груди моторчик не остыл,
Без таблеток чтоб у изголовья…

В сорок лет так хочется любви!
Вдруг она нечаянно зайдёт?..
Одурманит, всё перевернёт,
И запустит ураган в крови!

В сорок лет так хочется, чтоб жили
Долго мамы, папы и друзья.
Уходить от нас ещё нельзя!
Мы ведь вас ещё не долюбили…

В сорок лет так хочется, чтоб дети
Научились сами нас прощать.
Жить и ничего не обещать.
Просто жить счастливыми на свете.

В сорок лет так хочется, чтоб мир
Лучше стал, добрее, интересней.
Чтобы было много новых песен,
Новых звёзд, открытий и… квартир!


Бесподобен солнца яркий свет.
Пусть здоровье, опыт, шутки, смех
Дарят оглушительный успех
В этот дивный возраст — сорок лет!

 

Любить человека — худшая из работ.
Ведь он захочет придет, а потом уйдет.
И ты боишься, что в каждую из минут
Планы его с твоими не совпадут.
Любить человека страшно, ведь он — другой.
Не будет твоей рукою или ногой.
Сегодня он смотрит… Но вдруг не захочет впредь
С такой же любовью на плечи твои смотреть?
Его душевные трещины и слои
Немыслимо цепляются за твои.
И как-то неловко плакать лишь потому,
Что все ключи ты сам отдаешь ему.
Ключи от всех замков и от всех дверей.
Выскальзывают из пальцев. И якорей
Нет больше у сердца. Ты доблестно правишь сам
В открытый космос. Идешь по своим следам.
Любить человека глупо, ведь из путей,
Он выбирает тот, что всего сложней.
На все ухабах и камешках на пути
Тебя будет вместе с ним по ночам трясти.
Ты видишь, а он не видит. И объяснить
Порой невозможно. Приходится так любить.
Как будто повязка глаза погрузит во тьму.
Ты знаешь, что ты бессилен помочь ему.
Любить человека жутко, ведь у него
Свои чудовища. Всех их до одного,
И каждого дракона в своей судьбе
Убитого или нет, он несет тебе.
Любить человека больно. Он бродит там,
Где тропы проходят по самым больным местам.
Гуляет по минному полю твоей души.
Шаг в лево, шаг в право и тут же «пропал» пиши.
Любить человека? Боже мой, я прошу,
Не надо! Как я это в жизни переношу?
Ты дай мне задачу попроще. Такую как
Рабочему в шахте. Или любить собак…
И котиков… Но, если чаша сия придет
И медным тазом накроет, не обойдет.
Одно меня утешает день ото дня:
Ему так же больно и страшно любить меня.

Аглая Датешидзе

 

Любовь очень странная штука.
Здесь счастье и боль, и разлука.

 

А, знаешь…
никогда не поздно заново начать.
Влюбится, даже поменять работу.
Жизнь кардинально поменять…
Лишь бы знать, ты не один.

Есть рядом кто-то…
Тот, кто не обидит, не предаст.
Кто поддержит в новых начинаниях,
с кем разделишь горе, беды, страх…
кто не даст споткнуться в час отчаянья.
С кем ты можешь просто быть собой,
Искренне смеяться, горько плакать.
И не страшно вверх с таким лететь…
Даже если, вдруг, придется падать.

 

Города становятся квадратными километрами,
старыми картами, лежащими в долгих ящиках.
Рассказать бы тебе, как я устала играть бессмертную,
всемогущую, ненастоящую.
Рассказать, как слово не ранит,
вино не имеет сладости,
как дни в ладони собраны горстью жимолости.
Рассказать, что мне не позволено даже слабости,
даже малой господней милости.
Я умею жить в одиночной сердечной камере,
умею хотеть историй и получаю их.
Этот дар добывали нежностью в недрах каменных
и скрепляли семью печатями.
Я готова к любой тишине и к любому выпаду,
держу удар увереннее металла.
И поэтому я ни словом себя не выдала.
Ни разу не проиграла.

© Светлана Лаврентьева

 

А может просто встать с другой ноги,
И вместо кофе взять и выпить соку...
И повернуть свои привычные шаги
В ту сторону, где будет больше проку...

И в этот день проделать всё не так:
Поставить от конца к началу числа,
И самый незначительный пустяк
Наполнить добрым и высоким смыслом.

И сделать то, чего никто не ждёт,
И рассмеяться там, где столько плакал,
И чувство безнадёжности пройдёт,
И солнце встанет там, где дождик капал.

Из круга, заведённого судьбой,
Возьми и выпрыгни на станции безвестной...
Ты удивишься - мир совсем иной,
И неожиданнее жизнь, и интересней.

 

Друзья, садитесь, вот ваша ложа – абонемент на полжизни в силе, и наш спектакль опять о том же, но я сегодня сильней и строже – да вы же сами меня просили, вы сами строили эту сцену, писали тексты, ломали пальцы – так потрудитесь достать прицелы, из двух биноклей составить целый и просто вовремя улыбаться. Друзья, давайте хотя бы дружно – последний глупый инстинкт единства, оставьте ваши пивные кружки… хотя, пожалуй, вам будет скучно в четвертом акте самоубийства. Вам будет скучно – от слез и смеха, от всех нелепых моих усилий, судьба – в заплатах, душа – в прорехах… А цирк закрылся, сгорел, уехал – и даже зрителей попросили! Кина не будет. Включайте лампы, хватайте шубы из гардероба. Дай, Джим, на счастье актеру лапу, а вы – на бал-с корабля-по трапу, ведь вы пинка заслужили – оба. Вы так привыкли писать мне роли и мерить чьи-то чужие лица, что сердце заживо распороли – и в зазеркалье умчался кролик, боясь кому-то проговориться… Алиса, девочка, эти люди – оставь их жить по своим законам, давай исчезнем, давай забудем, чеширский кот на блестящем блюде улыбкой тающий над балконом, крокет и розы, часы и карты, упало зеркало – не разбилось, мы слишком много сыграли партий, мы так устали – и шляпник в марте сказал, что время остановилось. И я останусь – в своих Вселенных, в своих загадочных измереньях, и мир случится – живой, нетленный, и в ваших клетках не будет пленных с таким сияющим опереньем. Друзья, садитесь, берите вилки, читайте прозу, съедайте ужин, вы тоже топчетесь на развилке, вам в тягость театр одной улыбки – а мне тем более он не нужен. Я так устала уже от бреда, что вы привычно зовете бытом – от ваших дел, голосов, секретов… но пьеса, в общем-то, не об этом – о чем-то правильном и забытом – о тех мелодиях, мыслях, красках, что утонут в полутемном зале… Друзья, все здорово и прекрасно. Спасибо вам за простую сказку…
…которую вы мне не рассказали.

Кот Басё

 

Да, женщины самые сильные по воле, но в то же время слабые и нежные по душе на земле...

 

Есть минуты, когда не тревожит

Есть минуты, когда не тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на плечи руки положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза...

И мгновенно житейское канет,
Словно в тёмную пропасть без дна...
И над пропастью медленно встанет
Семицветной дугой тишина...

И напев заглушённый и юный
В затаённой затронет тиши
Усыплённые жизнию струны
Напряжённой, как арфа, души.

Блок 1912

 

О чём молчат в постели женщины?
О том, что часто не хватает им тепла,
И что в душе образовавшиеся трещинки
Звенят, как звон разбитого стекла...

О чём молчат в постели женщины?
О том, что часто обнимает их не тот,
Не тот, кому мечты и сердце отданы,
А тот, кто просто рядом лишь живёт...

О чём молчат в постели женщины?
О том, что чувства заменяет быт,
Тепло и ласка мужчиной не замечены,
И что к душе давно уж путь закрыт...

О чём молчат в постели женщины?
О том,что часто лишь оказывается сном,
Что обнимает душу одиночество,
Хотя под одеялом и вдвоём...

 

Как меняет человека жизнь.

Интересная духовная эволюция Зинаиды Гиппиус.


ОНА


В своей бессовестной и жалкой низости,
Она, как пыль, сера, как прах земной.
И умираю я от этой близости,
От неразрывности ее со мной.

Она шершавая, она колючая,
Она холодная, она змея.
Меня изранила противно-жгучая
Ее коленчатая чешуя.

О, если б острое почуял жало я!
Неповоротлива, тупа, тиха.
Такая тяжкая, такая вялая,
И нет к ней доступа — она глуха.

Своими кольцами она, упорная,
Ко мне ласкается, меня душа.
И эта мертвая, и эта черная,
И эта страшная — моя душа!

1905, СПБ



ЕСТЬ РЕЧИ

У каждого свои волшебные слова.
Они как будто ничего не значат,
Но вспомнятся, скользнут, мелькнут едва, —
И сердце засмеется и заплачет.

Я повторять их не люблю; я берегу
Их от себя, нарочно забывая.
Они мне встретятся на новом берегу:
Они написаны на двери Рая.


Июнь 1918, СПБ

 

Я тебя хочу… Очень… До слез, до мороза по коже...
До искусанных губ, до скулящей от боли тоски…
Но живу как жила, улыбаюсь случайным прохожим,
И мечтаю – несбыточно – просто коснуться руки.

Я хочу тебя так, будто жизни осталось – неделя.
Будто несколько дней – и уже ничего не успеть.
Я с ума не сошла, просто нервы давно на пределе,
Легче вспыхнуть – и в пепел, чем долго, мучительно тлеть.

Я хочу тебя, я по тебе невозможно скучаю,
А тоска изнутри разъедает похлеще любой кислоты.
Каждый вечер свиданья во сне я тебе назначаю,
За пятнадцать минут до рассвета, у пятой звезды…

Приходи, нам обоим, обоим нужна эта встреча!
Дай мне шанс рассказать тебе то, что нет силы скрывать.
Я хочу тебя очень. От этого время не лечит.
Только я и сама ничего не хочу забывать...
Дана Ден

 

Красивая женщина – это профессия.
И если она до сих пор не устроена,
ее осуждают и каждая версия
имеет своих безусловных сторонников.
Ей, с самого детства вскормленной не баснями,
остаться одною а, значит, бессильною,
намного страшнее, намного опаснее,
чем если б она не считалась красивою.
Пусть вдоволь листают романы прошедшие,
пусть бредят дурнушки заезжими принцами.
А в редкой профессии сказочной женщины
есть навыки, тайны, и строгие принципы.
Идет она молча по улице трепетной,
сидит как на троне с друзьями заклятыми.
Приходится жить – ежедневно расстрелянной
намеками, слухами, вздохами, взглядами.
Подругам она улыбается весело.
Подруги ответят и тут же обидятся…
Красивая женщина -это профессия,
А всё остальное – сплошное любительство!

 

Петр Давыдов
*любимой ОЛЕ



Ты разбудишь меня среди ночи,
Тихо скажешь:
- Хочу тебя очень…

И рукой осторожно коснешься,
А планета как будто качнется…

Я, из снов выплывая навстречу,
Что-то нежное тихо отвечу.

И начнется ночное круженье,
И случится нагое сближенье!

... Может, это фантазии ночи?
Ты мне шепчешь:
- Хочу тебя!
Очень!

 

Вот и в Москве наступило 9 мая. Поэтому сегодня я вспоминаю это стихотворение. Знаю, что в интернете гораздо чаще встречается другая версия, но именно в таком варианте со слов мамы (она тоже декламировала по памяти) я выучила его к уроку литературы в 8 классе и не могу забыть до сих пор.

Выцветшие розы на халате,
Выцветшие розы на обоях.
У моей соседки тёти Кати
С той войны не возвратились трое.
Радостной рукой не постучали
В темные, тоскующие ставни,
А она-то целый год встречала
Эшелоны шумными цветами.
А она-то не хотела верить,
Не хотела верить похоронкам.
На Дунае есть высокий берег,
Там, в тени раскидистого клёна,
Парень белокурый похоронен.
Есть в Карпатах голубые склоны,
Обелиски на вершинах гор.
Навсегда остался с батальоном
Рыжеусый весельчак-майор.
Были и особые заданья,
Самые опасные дела:
Девушка с красивыми глазами
Из разведки дальней не пришла.
Много не вернулось с той войны –
Три солдата смотрят со стены.
Тётя Катя отмечает даты –
Дни рожденья каждого солдата.
Стол накроет, позовёт мальчишек,
Угостит румяным пирогом.
А потом расскажет о погибшем,
Так расскажет, словно о живом,
Почитает о делах солдатских,
Фронтовыми письмами шурша.
Тихо-тихо слушают ребята,
Трудно и прерывисто дыша...

Мёртвые имеют дни рождения,
Воплощаясь в новых поколеньях...

 

Я думала, что главное в погоне за судьбой -
Малярно - ювелирная работа над собой:
Над всеми недостатками, которые видны,
Над скверными задатками, которые даны.
Волшебными заплатками, железною стеной
Должны стоять достоинства, воспитанные мной.
Когда-то я так думала по молодости лет
Казалось это главное, а оказалось - нет
Из всех доброжелателей никто не объяснил,
Что главное, чтоб кто-нибудь вот так тебя любил:
Со всеми недостатками, слезами и припадками,
Скандалами и сдвигами, и склонностью ко лжи,
Считая их глубинами, считая их загадками,
Неведомыми тайнами твоей большой души


Екатерина Горбовская

 

Нет женщин нелюбимых.
Невстреченные есть.
Проходит кто-то мимо,
Когда бы рядом сесть.
Когда бы слово молвить
И все переменить.
Былое светом молнии
Как пленку, засветить.
Нет нелюбимых женщин.
И каждая права.
Как в раковине жемчуг -
В душе любовь жива.
Все в мире поправимо,
Лишь окажите честь…
Нет женщин нелюбимых
Пока мужчины есть.
Автор: Дементьев Андрей Дмитриевич

 

Можно я тихонечко рядышком
посижу с тобою у краешка,
обниму тебя легким крылышком
и не дам тебе соскользнуть.

Не гони меня – я не выдержу!
Я, возможно, даже не выживу.
Не возможно – точно не выживу!
Как же я пройду этот путь
без тебя? Мне Богом доверено,
рядом быть, весь путь, что отмерян мне.
Так шагай смелее, уверенней.
Я дана тебе навсегда!

И сейчас, тихонько рядышком
посижу с тобою на краешке.
И прижму к себе сильным крылышком,
чтобы не случилась беда.
Гера Шторм

 

Иннокентий Анненский
Среди миров

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.

N.B.:
Все не как не могу поверить, что человек способен так красиво писать, так чутко реагировать.
Любовь – тончайшая материя, и когда талантливый человек касается её, происходит волшебство.​

 

Я та, что восхитительна с рожденья,
Желанной оставаясь до седин,
Богиня грёз, красы и вдохновенья,
Мечта, с ума сводившая мужчин.
Среди весенних белоснежных кружев
Взлёт мотыльков – полёт моей мечты.
И рыцарь, и король обезоружен
Улыбкой Королевы красоты.
Я та, с кем не соскучится мужчина –
То – полный штиль, то – пламенный тайфун.
За ним хоть на край света, хоть в пучину
Под стройный хор в душе звенящих струн.
Как муза, как модель – неповторима,
И не найти прелестней визави.
Я – женщина, достойна быть любимой!
… А без меня и не было б Любви!

 

Когда мы вырастали из школьной формы, когда искали по миру, кто мы, встречали новое на рассвете, когда нас величали — «покачтодети», мы отражали лучшее на планете.

Пока наши мамы спали и думали: "Всё в порядке", мы попирали лбами миропорядки, хохотали до слёз и соли, изнеможения, состояли из боли и солнечного сплетения.

Правило золотого сечения и придорожной пыли: мы не просто стремились к Олимпу, мы на нём были...

Настя, куда подевалась спесь, где теперь юность? Ты говоришь — «опыт», говоришь — «мудрость», и мы смеёмся, и кроме жизни нам ничего не надо.

Мы вдыхаем набережные, наше продолжение идёт рядом: у Ани уже паспорт, Платону — восемь. В то время, пока для нас наступает осень, эти «покачтодети» подобны богам и точка. У Оксаны — третья принцесса-дочка, и такие у всех ресницы, что небо меркнет. Я смотрю на них и не боюсь ни увядания, ни смерти.

Лишь бы им эта жизнь была в радость и по размеру, лишь бы, имея всё, они знали меру, лишь бы за тёмным тянулась полоска света...

И пусть наши дети будут достойны,
достойны этого.

Анна Сеничева

 

Осенний сад. Промокшая скамейка.
И листья подметает, неспеша,
Усталый дворник в ветхой телогрейке.
А под скамейкой съёжилась душа.
Да, да, душа. Обычная, вот только
Промокла и от холода дрожит,
И вспоминает, как хозяин колко
Сказал: «Душа, ты мне мешаешь жить.
Болишь по всякой убиенной мошке,
Сжимаешься от плача малыша,
Мой завтрак отдаёшь бездомной кошке -
Я больше не могу с тобой, душа.
Мои глаза давно устали плакать.
Прошу те6я, как другу, уходи».
Она ушла в сентябрьскую слякоть,
И с нею вместе плакали дожди.
Блуждала долго мокрыми дворами,
Заглядывала в окна и глаза.
Над нею осень хлопала ветрами,
И вслух с судьбою спорила гроза.
Осенний сад. Промокшая скамейка.
И листья в который раз падают, шурша.
Работу кончил дворник в телогрейке.
А под скамейкой умерла душа..

Вы представьте, как ноет душа…
Как она от обиды плачет,
Как забившись одна в уголок
В кулачок свои слёзы прячет.

Как не хочется ей показать,
Что она опять недовольна,
Что раздавлена и грустна
И сегодня ей… очень больно.

Вы представьте… как тяжело
Делать вид «ничего не случилось»,
А при этом… сердце толкать,
Чтоб оно веселее билось…

Настроение пытаться поднять
И собрать… последние мысли,
Те, что вновь от печали — тоски
Разбежались и где-то… зависли.

Доброта, прошу: «Перестань
Как всегда по головке гладить
Тех, кто в гости к тебе пришел
С одной целью — в душу нагадить.»

 

Когда мне встречается в людях дурное,
То долгое время я верить стараюсь,
Что это скорее всего напускное,
Что это случайность. И я ошибаюсь.
И мыслям подобным ища подтвержденья,
Стремлюсь я поверить, забыв про укор,
Что лжец, может, просто большой фантазер,
А хам, он, наверно, такой от смущенья.
Что сплетник, шагнувший ко мне на порог,
Возможно, по глупости разболтался,
А друг, что однажды в беде не помог,
Не предал, а просто тогда растерялся.
Я вовсе не прячусь от бед под крыло.
Иными тут мерками следует мерить.
Ужасно не хочется верить во зло,
И в подлость ужасно не хочется верить!
Поэтому, встретив нечестных и злых,
Нередко стараешься волей-неволей
В душе своей словно бы выправить их
И попросту "отредактировать", что ли!
Но факты и время отнюдь не пустяк.
И сколько порой ни насилуешь душу,
А гниль все равно невозможно никак
Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши.
Ведь злого, признаться, мне в жизни моей
Не так уж и мало встречать доводилось.
И сколько хороших надежд поразбилось,
И сколько вот так потерял я друзей!
И все же, и все же я верить не брошу,
Что надо в начале любого пути
С хорошей, с хорошей и только с хорошей,
С доверчивой меркою к людям идти!
Пусть будут ошибки (такое не просто),
Но как же ты будешь безудержно рад,
Когда эта мерка придется по росту
Тому, с кем ты станешь богаче стократ!
Пусть циники жалко бормочут, как дети,
Что, дескать, непрочная штука - сердца...
Не верю! Живут, существуют на свете
И дружба навек, и любовь до конца!
И сердце твердит мне: ищи же и действуй.
Но только одно не забудь наперед:
Ты сам своей мерке большой соответствуй,
И все остальное, увидишь,- придет!
Эдуард Асадов

 

Пусть между нами километры,
Пусть между нами города,
Пускай я там, где злые ветры,
А ты – где солнце и жара.

Пусть хоть на разных континентах
С тобою будем – не беда!
Не нужно грустных сантиментов,
Что расстаемся навсегда.

Ведь расстояние, конечно,
Нам не сумеет помешать!
Любить возможно, даже вечно,
Тут нужно только пожелать.

Ну, в общем, что тут распыляться
О том, что нужно пережить?
Я обещаю не меняться
И продолжать тебя любить!

 

Мне сладких обманов романа не надо,
Прочь вымысел! Тщетно души не волнуй!
О, дайте мне луч упоенного взгляда
И первый стыдливый любви поцелуй!

Поэт, воспевающий рощу и поле!
Спеши, — вдохновенье свое уврачуй!
Стихи твои хлынут потоком на воле,
Лишь вкусишь ты первый любви поцелуй!

Не бойся, что Феб отвратит свои взоры,
О помощи муз не жалей, не тоскуй.
Что Феб музагет! что парнасские хоры!
Заменит их первый любви поцелуй!

Не надо мне мертвых созданий искусства!
О, свет лицемерный, кляни и ликуй!
Я жду вдохновенья, где вырвалось чувство,
Где слышится первый любви поцелуй!

Созданья мечты, где пастушки тоскуют,
Где дремлют стада у задумчивых струй,
Быть может, пленят, но души не взволнуют, —
Дороже мне первый любви поцелуй!

О, кто говорит: человек, искупая
Грех праотца, вечно рыдай и горюй!
Нет! цел уголок недоступного рая:
Он там, где есть первый любви поцелуй!

Пусть старость мне кровь беспощадно остудит,
Ты, память былого, мне сердце чаруй!
И лучшим сокровищем памяти будет —
Он — первый стыдливый любви поцелуй!
Джордж Байрон.

 

Сонет 27

Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь -
В своих мечтах - к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз,
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума,
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной
тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью я всегда в пути.

У. Шекспир (пер. С Маршака)

 

Ромео. Да, в этом нерасчетлива была:

Ведь красота от чистоты увянет

И жить в потомстве красотой не станет.

О, слишком уж прекрасна и умна,

Умно-прекрасна чересчур она!

Но заслужить ли ей блаженство рая,

Меня так незаслуженно терзая?

Я заживо убит её обетом!

Я мёртв – хоть жив и говорю об этом.

 

Я мог бы стать метелью на дворе
Твоих ладоней, сжатых от бессилия,
Я мог бы так немыслимо гореть
И опалять всех ангелов по крыльям.
Я мог бы быть пиратским кораблем,
И брать на абордаж твой смех далекий,
Я мог бы стать мучительным ножом
В пробитых легких.
И ты тогда бы не могла дышать,
Пока я сам не дам тебе дыханье.
Так, верно, сумасшедшая душа,
Сама болящая - других нарочно ранит.
Я мог бы грудью встать в девятый вал,
И на тебя обрушиться всей силой,
Но ты молчишь, и кругом голова:
Такая хрупкая,
Закрытая…
Любимая.
Я мог бы вырваться войною из брони,
Сжечь города,
Забить посевы градом,
Но ты умеешь все во мне оцепенить
Одним лишь взглядом.
Так, верно, изумленная душа
Вдруг остается странно безоружной,
Не доходя какой-то малый шаг
К тому, кто нужен.
Так я стою перед тобой теперь,
Хочу бежать, не смея отдалиться,
Так я ищу в тебе живую дверь,
Но вижу - птицу…

Аль Квотион

 

И так бывает...

 

Ты – женщина и ты неповторима…
А чтоб для грусти не было причин,
Достаточно всего лишь быть любимой
Единственным из тысячи мужчин…
В тебе одной так много переливов,
Красивых граней, солнца и луны…
Ты можешь быть покорной и строптивой,
Ты можешь проникать в чужие сны…
Ты – женщина, и крылья расправляя,
Над миром гордой птицею паришь…
Потом любовь волшебную встречая,
Ты от неё дитя на свет родишь…
И станешь в сотни раз нежней рассвета,
Раскроешься, как по весне бутон…
Прекрасней материнства чувства нету.
Любовь рождает жизнь, вот весь закон…
Ты – женщина… В плену у сотен взглядов,
Ты можешь красотой своей пленить…
Влечёт чужое яблоко из сада…
Но главное, не внешностью манить…
Ты – женщина и будь сама собою…
А кто тебя достоин, тот поймёт,
Что женщина с красивою душою –
Такою красотой весь мир спасёт…
Автор: Ирина Самарина-Лабиринт

 

Мне не хватает твоих глаз
Таких глубоких, чистых, ясных,
Твоих манящих, сладких губ
Таких горячих и прекрасных.

Мне не хватает твоих рук
Которые ласкают тело,
Как будто солнце по утру
Блуждает лучиком несмело.

Мне не хватает твоих слов,
Которые так лечат душу,
Которые кричат «ЛЮБЛЮ»
Так тихо, шепотом несмело.

Владимир Литвяков

 

Нам не хватает чьих-то теплых рук,
И нежности в объятиях любимых,
Чтобы согреться посреди разлук,
И все забыть печали горьких мук,
Чтобы понять, что ты необходима,
Достаточно всего лишь теплых рук…

Нам не хватает сердца теплоты,
И взглядов ласковых, любимых, милых,
Как много в жизни всякой суеты,
Как много в сердце всякой маеты,
Как мало рядом так необходимых,
Так нужных рук, их нежной теплоты.

Нам не хватает чуточку чудес,
Смущенных глаз и трепетных признаний,
Когда никто из вас не сможет без -
Без чьих то рук, без радостных желаний,
Когда из вас двоих никто не сможет без...

Нам не хватает чьих-то жгучих слез,
Но не печали - счастья и надежды,
Когда поймешь, что это все всерьез,
То радость чьих-то очень жгучих слез,
Когда вдвоем, и никого нет между,
Когда вдвоем, и это все всерьез.

Нам не хватает чуточку любви,
Чтобы согреть израненное сердце,
Когда объятья нежны и крепки,
И души так отчаянно легки,
И больше не случится вновь, как прежде,
Нам не хватает чуточку любви...
Владимир Шляпошников.

 

Коснулся тебя поцелуем так сладко,
А щеки щекочат мне шелк волосков…
И вздрогнули трепетно нежные складки
Ажур лепестков к новым ласкам готов.

Откинься, глаза закрывая невольно,
Расслабься, забыв, где ты, с кем и когда…
Бегут от ладони горячие волны,
Туда, где кончается бархат бедра...

Все женщины очень свободны по сути,
А все недотроги – порочны вдвойне,
Но кто это чудо природы осудит?
И кто возразить попытается мне?

Начало миров и рождения жизней,
Источник соблазнов и милых забав...
И ты не смотри на нее с укоризной,
Ждет тайна
С улыбкой на тонких губах...

Петр Давыдов

 

начни это лето с горячего солнца, с широкой улыбки, подаренной близким. ты слышишь? планета сегодня смеется, оставив на осень ненужные списки с давно бесполезными в них номерами (людей, что давно и надолго забыты). бездонное небо светлеет над нами, любая дорога для сердца открыта. начни это лето с уютного дома, в котором семья собирается вместе, со сказок и книжек, что с детства знакомы и учат нас доблести, вере и чести, с прогулок по лесу, вечерних закатов, манящих, как птица, взлететь в поднебесье, с озерного блеска, цветов аромата и с самой красивой и искренней песни. пусть старые вещи останутся в прошлом, тебя дожидается лучшая доля, ты больше не будешь тяжелую ношу тащить на спине, задыхаясь от боли. простуды, усталость - все это неважно, ведь там, за окном - настоящее лето. в него окунешься - и после нестрашно бороться со злом за людей и планету. живи, путешествуй, пусть яркие планы из памяти вытеснят скучные будни, лучами от солнца залечивать раны в июньскую пору довольно нетрудно. без памяти смейся, влюбляйся в кого-то, кто жизнь безвозвратно поделит на части, лети, покоряй неземные высоты - начни это лето с внезапного счастья.

Мирленская

 

ЖИРАФ

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелиться только Луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озёр.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полёт.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю весёлые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжёлый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройный пальмы, про запах немыслимых трав...
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Гумилев

 

Так неожиданно. Так странно.
Почти на выдохе... Почти...
Соединились два желанья,
От страсти в пламени крови.

Дробилась ночь на многоточья.
На вдохе медленном... Почти...
Рвались преграды в звенья, в клочья,
От сумасшествия любви!

Сплеталась кожа вязью рунной,
По связкам хрип стекал в гортань.
Скольженье скрипкою звучало,
Душа рвалась, где света грань.

По венам дробью вниз спускаясь,
Как ток по проводам, Любовь...
Ласкаясь нежно и кусаясь,
Вскрывала смысл горящих снов.

Тела сплетались все смелея,
Все глубже, проникая внутрь,
Под ритмы «Болеро» Равеля,
Любовь со Страстью торят путь.

Вот учащается дыханье…
И дрожь… И тело все дугой.
И накрывает взрывом ярким,
В толчке глубоком в венах кровь.

Так неожиданно.. Так манно...
Себя до капли осушить.
Так непристойно и желанно
Вина Любви вдвоем испить!.

Ирина Дунаева