Как живут московские свингеры

Как живут московские свингеры

Несмотря на продолжающийся уже несколько лет консервативный реванш в общественной жизни России, сексуальная жизнь москвичей не стоит на месте, а, наоборот, развивается. Нетривиальные половые практики обсуждаются всё шире и становятся всё более доступными и демократичными.

The Village не мог пройти мимо этого важного городского феномена. По просьбе редакции журналист Михаил Левин на несколько месяцев погрузился в жизнь московской секс-сцены, чтобы узнать, чего вожделеют, о чём мечтают и как ищут себя жители столицы.

Обычно Вадим занимает столик в самом углу частного клуба «Примерное поведение», берёт бесплатный кофе и курит ментоловые сигареты. Раньше у Вадима был собственный клуб, «Нюанс», но его пришлось закрыть. Теперь он коротает вечера тут, сидит в полумраке, освещённый экраном компьютера, — лицо у него красивое, вытянутое, лоб высокий, седые волосы зачёсаны назад. На заставке рабочего стола — фотография рыжей женщины в нижнем белье и чулках, соблазнительно перегнувшейся через спинку аляповатого кресла. Однажды я спросил у него, кто она, а он отмахнулся немного с досадой: «Да так, дама одна. Мы с ней не общаемся».

«Примерное поведение» находится в подвале под магазином «Дикси». Вокруг со всех сторон стоят типовые многоэтажки восточной окраины города. Внизу в табачном дыму разливается смесь из тусклого света красных ламп и разноцветных лучей неоновых знаков — ты словно смотришь на всё сквозь сшитую из киноплёнок с фильмами 80-х тонкую вуаль. Через неё, впрочем, просвечивает реальность провинциальной дискотеки: стены выложены декоративным кирпичом, играют хиты конца прошлого века. Перед длинной барной стойкой расставлены массивные диваны из бежевого кожзама. В их потёртости есть что-то очень будничное и обезличенное, напоминающее о сотнях случайных людей, которые были здесь раньше, выпивали, болтали, любили и занимались сексом.

Этим вечером в «Примерном поведении» заявлена вечеринка в стиле БДСМ, но по привычке зашли и адепты рекреационной групповухи. На высоких каблуках, в коротком кожаном платье и с позолоченной маской на лице вдоль бара фланирует привлекательная девушка. За собой она таскает на поводке долговязого раба в латексных шортах и латексной же балаклаве. Всё в их походке, неуверенной и неуклюжей, выдаёт неофитство. И правда, в подобном месте Катя и Миша впервые. На местном жаргоне таких называют «свежим мясом» и высоко ценят. Поэтому, когда они отправляются исследовать «зону отдыха» — длинный коридор с огромными кроватями по бокам, отгороженными полупрозрачными занавесками, — за ними, с небольшим отставанием, в поисках экшена воодушевлённо семенит полноватый мужчина. У него похожая на дикобраза чёрная волосатая грудь и круглый живот, а вокруг талии обёрнуто бордовое полотенце. Он бывалый.

Вадим стоит в коридоре, обнажённый по пояс, в перетянутых ремнём брюках и тупоносых ботинках. Он уже в возрасте: в этом году Вадиму исполнится 50 лет. Он равнодушно разглядывает проходящих мимо фриков: вот прошмыгнула на блестящих сапогах эффектная темноволосая женщина в облегающей конструкции из тугого корсета и сложной системы ремешков, проплёлся парень в нелепом костюме Робина, кубарем вкатились в бар смешливые подружки с плётками в руках. Садомазохистская эстетика Вадиму совсем не близка. «Если я вижу красивую женскую жопу, то я хочу её трахнуть, а не отхлестать до крови», — когда Вадим говорит, он иронично прищуривает правый глаз, а правый уголок тонкого рта изгибает в ухмылке.

Вадим — свингер. Грубо говоря, ему нравится, когда пары обмениваются партнёрами: например, ты спишь с моей женой, а я с твоей. В России похожие пристрастия разделяют более сотни тысяч человек. Вадим в теме уже почти два десятка лет и себя называет «свинг-пенсионером». Он видел, как свинг от объявлений в газетах дорос до развитой сексуальной субкультуры с десятками тематических клубов, базами отдыха и курсами полового воспитания. Это и одна из самых интересных субкультур в нашей стране, поскольку в ней постоянно поднимаются вопросы, которые общество продолжает старательно замалчивать: вопросы о меняющейся функции семьи, распределении гендерных ролей и месте секса в жизни.

Самая растиражированная легенда гласит, что начало свингу во время Второй мировой войны положили американские пилоты, перевозившие своих пассий поближе к авиабазам. Они придумали «Клубы ключей» — специальные вечеринки, на которых все участники складывали ключи от своих апартаментов в одну фуражку. Затем девушки вытягивали случайный ключ и отправлялись проводить ночь с его владельцем. Постоянно рискующие умереть в ходе задания лётчики таким образом заключали негласный договор, по которому оставшиеся в живых должны позаботиться о возлюбленных своих погибших товарищей. После победы пилоты как зёрна рассыпались по стране, всюду пустив ростки нового подхода к сексу. Уже в следующее десятилетие газеты начали рапортовать о появлении в американской сабёрбии секс-клубов по «обмену жёнами» — тогда их участники обычно изображались аморальными извращенцами.

Журналисты и свингеры обожают эту историю. Она придаёт всему происходящему благородно-трагический ореол, а также подогревает фантазию сценами красивых солдатских тел, которые уже завтра могут разлететься маленькими кусочками по воздуху. Подобная практика среди пилотов действительно существовала, но, как считают учёные, свинг, скорее всего, сформировался сразу в нескольких местах одновременно как частный случай эволюции идей свободной любви. Им столько же лет, сколько и всему нашему виду Homo sapiens, просто необходимые для воплощения в жизнь социальные условия созрели лишь ко второй половине XX века.

Однако путь Вадима в свинг, по иронии, лежал именно через авиацию. В середине 1990-х годов он, молодой гражданский пилот, согласился на работу в Air France — летать по Европе на Airbus A320.
Половину недели он проводил в небе, а другую — вместе с женой Юлией. В один из выходных, загорая на пляже в Ницце, они познакомились с Дэнни Гранденом, владельцем ночного клуба «не для всех». К тому времени в США свинг уже превратился в массовое явление и начал мировую экспансию. По всей Франции были разбросаны десятки соответствующих заведений. Тем не менее о свинге пара из России не знала ничего. Заинтригованные, они приняли приглашение Дэнни, посетили его клуб, а потом вместе с ним проехались по другим аналогичным заведениям на Лазурном Берегу.

«Однажды случился шок, после которого я неделю не мог оклематься. 80-летняя бабушка, без зубов и в полупрозрачном пеньюаре, стояла раком, а к ней выстроилась гигантская очередь мужиков, — Вадим широко разводит руки в разные стороны, дабы я действительно оценил масштабы. — Все стояли с членами наперевес, а она их строчила ртом один за другим. До сих пор как вспомню, так вздрагиваю». Войти во вкус получалось не сразу.

Первый опыт состоялся лишь через месяц в коммуне Ле-Канне, с холмов которой открывается панорамный вид на Канны. Там на узкой, уходящей лестницей вниз улице, располагался клуб под названием L’Oustaou Du Moulin — мрачноватое помещение с подвешенными к потолку за цепи кроватями. «На входе, как и полагается, champagne d’accueil — шампанское дают, иными словами», — Вадим в разговоре иногда случайно сбивается на французский, хотя на самом деле совсем не прочь продемонстрировать отсутствие акцента, чем скромно гордится. В L’Oustaou Du Moulin был огромный шведский стол, где в изобилии лежали омары и устрицы, которые пара с удовольствием поглощала: «Мы туда частенько захаживали пожрать. Платишь 50 франков — и всё бесплатно». Однажды Вадим заметил сидящую в стороне компанию, которая также совершала регулярные рейды за едой. Предсказуемо они оказались русскими. С них для Вадима и начался свинг. Хотя свой первый опыт он оценивает как «ничего особенного», больше он не останавливался. «Свинг — это заразная болезнь, передающаяся половым путём», — шутит он.

Свинговать можно десятком разных способов, и ни один из них не является истинным. Это может быть «пара и пара», «пара и мужчина», «пара и женщина» или «пара и несколько пар», и в каждом случае можно придумать любые правила в угоду фантазиям участников. Но пара всегда должна оставаться точкой отсчёта, единственным незыблемым условием, важность которого признаётся почти всеми без исключения, стартовым юнитом в компьютерной стратегии про полигамию. Даже свингующие одиночки — это, за редким исключением, одиночки из известной остальным пары, отпущенные своей половиной или расставшиеся с ней.

Вадим и Юля впустили свинг в свою жизнь на шестом году брака, уже после рождения ребёнка, когда секс стал становиться эфемерным. Многие знакомы с этим ощущением: постоянный партнёр не вызывает прежнего возбуждения, с ним скучно делиться фантазиями, а к горлу подступает коктейль из обиды на отсутствие влечения у него и чувства вины за отсутствие влечения у себя. Обычно после этого люди начинают искать выход из ситуации. Можно не заниматься сексом вовсе, но в лидеры спроса давно выбились разрыв отношений и разные форматы измен, за которыми всё равно следует разрыв отношений. Потом люди находят нового партнёра и повторяют программу с небольшими вариациями. В итоге моногамия часто — но, конечно, не всегда — оборачивается очередным эпизодом сериала, а не романом в нескольких томах.

Свингеры решают проблему сексуальной усталости от партнёра иначе. По их мнению, правильный свинг ликвидирует естественную усталость от секса с одним и тем же человеком и необходимость постоянно подавлять влечение к окружающим. Немногочисленные социологические опросы и правда показывают, что уровень счастья среди свингеров выше, чем в моногамных семьях. Хотя сами же авторы оговариваются, что из-за маргинальности комьюнити в подобных опросах участвуют в основном лишь довольные жизнью пары, тогда как многим свинг не подошёл и поэтому был заброшен. Больше всего свингеры не любят, когда свинг называют «легализованной изменой»: этот термин, по их мнению, обесценивает отношения между семейными парами, которые часто бывают очень эмоционально близки.

«Когда я смотрю, как трахают мою жену, то снова начинаю её хотеть, понимаешь? — Вадим даже немного заводится от материализовавшихся в голове воспоминаний. — Я не знаю, почему так происходит». Этого не знает никто, хотя у науки есть несколько теорий.

Моногамным парам идея, что можно возбудиться от наблюдения за совокупляющимся с чужаком супругом, кажется абсурдной. В нашей культуре, часто описывающей в литературе или кино сцены ловли возлюбленных за изменой, подобный опыт считается максимально печальным, даже травматичным, оставляющим глубокие эмоциональные порезы. Тем не менее свингеры, с которыми я общался, неизменно отмечают моментальный тонизирующий эффект оргий на секс с основным партнёром. «Вернувшись домой, мы продолжили и никак не могли друг другом насладиться», — удивлённо рассказывает одна семейная пара. Но конфликт в показаниях, возможно, объясняется той же самой эволюционной механикой, которая нас и заставляет ревновать партнёра.

В конце прошлого века британские биологи Робин Бэйкер и Марк Беллис заявили, что естественный отбор наделил мужскую сексуальность инструментами, позволяющими им бороться с женским адюльтером. Они выступили с концепцией конкурирующей спермы — процесса, позволяющего, среди прочего, мужчинам улучшать характеристики своей спермы в случае длительной разлуки с партнёршей, например охоты в доисторические времена. В это время вероятность измены женщины возрастает, и, следовательно, возрастает и вероятность, что по возвращении мужчине придётся конкурировать с чужой спермой за возможность оплодотворения.

Чтобы повысить свои шансы на успех, организм мужчины увеличивает количество семенной жидкости в момент эякуляции в зависимости от продолжительности расставания. Возрастает и сексуальное влечение. Кроме того, Бэйкер и Беллис выдвинули гипотезу о сперматозоидах-камикадзе, чьё единственное предназначение — жертвуя собой, убивать сперматозоиды соперника.

Книга Бэйкера «Войны спермы» стала сенсацией и вывела дисциплину эволюционной биологии на принципиально новый уровень популярности в массовом сознании. И хотя некоторые идеи Бэйкера и Беллиса позднее были опровергнуты — например, никаких сперматозоидов-камикадзе, по всей видимости, мы не вырабатываем, — другие её постулаты остаются актуальны до сих пор. Известно, скажем, что среди приматов размер яичек коррелируется с частотой сексуальных контактов женских особей с разнообразными партнёрами. И поскольку гориллы достаточно моногамны, тестикулы их самцов меньше, чем у людей, тогда как у склонных к промискуитету бонобо — больше.

Сегодня некоторые сексологи предполагают, что теория конкурирующей спермы частично проливает свет и на скрытые механизмы некоторых свингеров. Ни один муж в мире не обладает лучшими доказательствами «измены» жены, чем свингер, который наблюдает за процессом своими глазами. Он как будто получает прямую инъекцию сексуального катализатора — как во время оргии, так и после неё. Биологические мотивы женщины аналогично сводятся к стремлению «забеременеть» от спермы наиболее достойного партнёра, а оргия, словно фуд-корт в торговом центре, просто предлагает удобный формат для реализации этой стратегии в максимально сжатые сроки. Если эти размышления верны, то свинг вполне может оказаться адаптацией древнего эволюционного механизма, который заиграл новыми красками после изобретения презервативов и сексуальной революции, накрывшей все страны индустриального мира, даже если они всячески пытались ей противостоять. Как, например, это было в СССР.

«Когда я смотрю, как трахают мою жену, то снова начинаю её хотеть, понимаешь?» — Вадим даже немного заводится от материализовавшихся в голове воспоминаний
Вадим родился в Москве в 1966 году. Хотя за окном уже заканчивалась хрущёвская оттепель, тема секса в публичном пространстве оставалась страшным табу. Пока в Сан-Франциско в ходе «лета любви» десятки тысяч хиппи оккупировали район Хейт-Эшбери и закатили невиданных ранее масштабов оргию, пропагандируя гендерное равенство и свободную любовь, известный советский психолог Варлен Колбановский в предисловии к «Новой книге о супружестве» рекомендовал отвлекать школьников от сексуальных импульсов «работой в научных кружках» и «занятиями на станциях юных натуралистов». Проблема этой позиции заключалась в том, что сексуальность советских молодых людей развивалась по схожей с их американскими ровесниками траектории: они хотели начинать заниматься сексом раньше, делать это чаще и, желательно, в разных позах. В основе этих радикальных сдвигов лежали глубинные экономические и социальные процессы, прежде всего — трансформация института семьи и изменение гендерных ролей.

Городские семьи становятся всё менее многочисленными, а их члены — более независимыми друг от друга и от строгих рамок стереотипов о маскулинности и феминности. Когда часть функций по заботе за единственным ребёнком берёт на себя общество, а каждый из супругов обретает финансовую независимость, у пары остаётся меньше стимулов жить вместе до самой смерти. Вместо этого партнёры начинают ценить самовыражение и самореализацию, а в отношениях на место необходимости контролировать свои чувства приходят требования искренности, интимности, эмоциональной близости и рефлексии. Одновременно от своей классической функции высвобождается и секс. Мастурбация, оральный и анальный секс, на которые раньше навешивался ярлык «противоестественных», теперь превращаются не только в источник удовольствия, но и в часть идентичности человека. Логично, что неудовлетворённость в сексуальной жизни с основным партнёром начинает играть важную роль в поведении людей.
«Я всегда был *** (любил ходить по женщинам. — Прим. ред.)», — лаконично отвечает мне Вадим на просьбу охарактеризовать его сексуальное поведение в молодости. И, если верить немногочисленной статистике о сексуальном поведении советской молодёжи, Вадим не то чтобы был исключением из правил. С 1960-х годов социолог Сергей Голод, несмотря на сопротивление советского научного сообщества, опрашивал ленинградских студентов об их привычках в сексе. Собранные ответы показывают, что возраст сексуального дебюта советских подростков планомерно снижался, количество добрачного секса возрастало, их сексуальная мотивация становилась всё более сложной, а чистое удовольствие начинало играть всё более важную роль. В конце 1980-х годов Голод опросил «молодых специалистов» на предмет наличия у них внебрачных связей. В изменах признались почти половина женщин и почти три четверти мужчин. Если посмотреть на эти цифры, то оформление свинга с началом перестройки в одну из первых значимых сексуальных субкультур не кажется странным: именно в свинге чётче всего отражается кризис современной семьи.

Когда Вадим уехал во Францию, субкультура свинга в России только зарождалась. Впрочем, не то чтобы его совсем не было и в СССР. Например, один из помнящих ту эпоху свингеров рассказывал десять лет назад журналу «Большой город» о знаменитой квартире, располагавшейся в доме с кафе «Лира» на Пушкинской площади, в которой регулярно на оргии собиралась богемная и интеллектуальная московская элита. Но уже в начале 1990-х следы деятельности свингеров обнаруживаются повсюду. Объявления о «поиске семейных пар», например, регулярно давались в газете «Из рук в руки», а на улице Герасима Курина, недалеко от Кутузовского проспекта, в бывшей столовой техникума открылся свингер-клуб «Каравелла». Туда приходили семейные пары, выпивали, знакомились, танцевали, смотрели театрализованные эротические представления, а потом выбирали партнёров, садились в машины и разъезжались заниматься сексом по домам. С тех пор формат клубного свинга претерпел драматические изменения, о которых опытные свингеры говорят с некоторой грустью.

Мы вновь сидим с Вадимом в «Примерном поведении», и он находится в середине длинного и эмоционального монолога о декадансе клубного свинга в современной Москве. «Раньше в клубы не пускали одиночеров, даже меня. Можно было приходить только парами. А если пришёл одиночер, то его на выход отправляли, сколько бы он ни предлагал денег. А теперь что? Девушек впускают бесплатно, а мужчинам достаточно заплатить 5 или 10 тысяч рублей — и делай что хочешь. Из-за этого появляется куча проблем.

Приходят, например, мужчины, которые не понимают от женщин слова „нет“. Раз ты сюда пришла, ты *** (порочная женщина. — Прим. ред.) и проститутка. Давай соси, я же заплатил! Таких много среди выходцев с Кавказа. Они по-другому это воспринимать не могут: их так воспитали, и это уже не изменить. Но для клуба это плохо...» — монолог Вадима прерывается звонком старенькой Nokia. Ближе к ночи самым распространённым вопросом в телефонном общении свингеров является следующий: «Есть ли смысл ехать?»
— Алло! (Пауза.) Да никого пока тут нет. Вот две одинокие дамы пришли минут пять назад. Среда всё-таки. (Пауза.) Ты хочешь, чтобы я спросил, даст она твоему другу или не даст?! Ты издеваешься, что ли? Я не буду это спрашивать. (Пауза.) Слушай, ну это же не бордель! А подходить и спрашивать, будет ли она сегодня ********* (процесс полового акта), я не собираюсь. Странный вопрос, согласись. Это ведь как фишка ляжет. Он понравиться должен. Вадим выключает телефон и недоумённо разводит руками: «Это всё уже начинает напоминать не свингер-клубы, а клубы группового секса».

В Европе Вадим чувствовал себя неуютно, как он говорит, из-за расхождений в менталитете, поэтому в начале нулевых он вернулся в Москву на офисную работу в российском представительстве Air France. Вместе с Юлей они сразу познакомились с тематической сценой — клубами «Цвет ночи» на «Авиамоторной» и «Амазонки» на Кутузовском. «Приходим мы впервые в „Цвет ночи“, буквально с трапа сошли, а за соседним столиком люди говорят по-французски», — этот период Вадим называет золотым временем столичного клубного свинга.

Большинство заведений тогда существовали на деньги богатых свингеров, мечтавших просто иметь подходящую своему образу жизни площадку. Например, «Сумерки богов» на Арбате, по словам Вадима, принадлежали какому-то неприлично богатому олигарху: «Я однажды поехал к нему в загородный особняк на оргию. Упёрся в какой-то забор и ехал вдоль него минут пятнадцать. Это и был участок». Клубы тогда, полагает Вадим, были планово убыточными. «Они не могли работать семь дней в неделю, по будням в них ходят ведь гораздо меньше людей. А выдавать зарплату персоналу надо, как и оплачивать аренду и счета за электричество», — объясняет он. Когда меценаты от свинга по разным причинам переставали платить, заведения закрывались.

Юля не выдержала московской жизни и вернулась в середине нулевых во Францию. С Вадимом они скоро развелись, и он остался один. Изменения происходили и в свинге. На смену старым клубам пришли более гибкие конкуренты, готовые экспериментировать и нарушать старые правила. Одни охотно открыли свои двери для одиночек, удовлетворив спрос нового поколения москвичей на секс более беспорядочный и менее бюрократизированный, чем классический свинг. Другие стали организовывать тематические вечеринки для набирающих обороты альтернативных сексуальных субкультур — от фут-фетишистов до зоофилов. Некоторые, по слухам, незаконно берут на работу проституток, чьи услуги клиенты неосознанно оплачивают входными билетами и выпивкой в баре.

Сегодня в Москве действует около десятка секс-клубов разной формации и ценовой категории — от небольших, рассчитанных максимум на пару десятков человек саун вроде «Виктории» до более эстетских мест — например, клуба «Винтаж» со спальнями, оформленными в виде космических кают. Одним из самых крупных, успешных и старых является клуб «Адам и Ева», многократно менявший прописку, но существующий уже более дюжины лет.

В конце нулевых Вадим ушёл из Air France. Его знакомая предложила создать собственное заведение — так и появился «Нюанс». «Я подумал: чем постоянно платить за клубы, лучше я буду сидеть в собственном», — вспоминает Вадим, отмечая свою наивность. Через неделю выяснилось, что секс в своём клубе у него будет очень редко: «Заехали знакомые хорошие. Мы начали, но через минуту я понял, что не могу. Мысли в голову лезут: всё ли в порядке, нет ли кипежа, хватает ли гондонов, достаточно ли полотенец». «Нюанс» просуществовал около пяти лет, став важным местом для свингеров старшего поколения. Но в прошлом году клуб прекратил существование из-за серии разногласий с бизнес-партнёрами, сумасбродства владельца помещения, решившего поднять аренду в кризис, и наложившейся на всё усталости Вадима. Сейчас он раздумывает, стоит ли открывать новый.

«Есть помещение, и есть инвесторы. С другой стороны — кризис, не до клубов, все сидят дома и едят свои макароны. Да и вдруг сейчас кто-то из наших политиков решит *** (выпендриться. — Прим. ред.) и сделать себе политический капитал на борьбе со свингом? Слишком всё это рискованно», — говорит Вадим.

Но на самом деле власти если и проявляют интерес к секс-клубам, то разве что личный. «К нам по ночам иногда заходили люди с такими большими звёздами на погонах, что если возникали локальные проблемы с каким-нибудь участковым, то они быстро решались. Но вообще криминала здесь ведь нет никакого, мы ведь не публично сексом занимаемся, мораль общественную не смущаем.

********* (процесс полового акта)-то в стране пока не запрещено, запрещено только брать за это деньги», — говорит Вадим. По его воспоминаниям, как-то в «Нюанс» пришёл новый чиновник из местной управы. Он долго сидел, внимательно смотрел на происходящее, а потом сказал: «Жену я сюда, конечно, не приведу. Но вообще мне главное, чтобы не митинговали и террористов не было».

Однако государственная пропаганда и постепенное закручивание гаек в общественной жизни неизбежно влияют на сознание. Не многие в комьюнити свингеров открыты в своих сексуальных предпочтениях, скрывая их от работодателей и близких. Свингеры заводят альтернативные страницы в соцсетях, уклончиво отвечают о планах на сегодняшний вечер и не могут пригласить в гости к родителям пару, с которой уже долгое время состоят в сексуальных и эмоциональных отношениях. Они совершают действия, которые даже не придут в голову большинству моногамных гетеросексуалов. Когда я решил связаться с крупнейшей в России онлайн-площадкой для свинг-знакомств и общения, её администратор попросил изменить его имя и не упоминать названия сайта.

«Для нас худшее, что может быть, — это упоминания в прессе. Это ненужное внимание со всех сторон. И со стороны маргиналов от секса, и со стороны ревнителей нравственности. Мы не хотим, чтобы у аудитории сложилось впечатление, что свингеры зазывают к себе.

Свинг — сам по себе. Сюда люди попадают не потому, что их заинтересовало, а потому, что это у них внутри. Я не думаю, что нужно вести какую-то просветительскую работу», — написал мне человек, пожелавший назваться Максимом.

Распространение интернета спровоцировало революцию в российском и московском свинге. Десятки тысяч людей смогли не только узнать о подходящем для себя режиме сексуальности, осознать себя свингерами, но и быстро найти людей с идентичными интересами. Внезапно тема стала массовой, но это вызвало и традиционные проблемы любого роста — приток людей с поверхностным представлением о свинге, помноженным на низкий уровень сексуального образования. Всё это приводит к тому, что люди приступают к свингу неподготовленными, нечаянно ломают свои отношения или причиняют боль близким. Поэтому некоторые считают, что просветительская работа всё-таки нужна.

Очередным утром танцпол «Примерного поведения» напоминает университетскую аудиторию. По периметру стоят исписанные маркером доски. На столах лежат тетради с конспектами и схемами. В центре залитого ярким светом зала разомкнутым полумесяцем расставлены стулья, на которых по гендерному признаку рассажены десять человек: пять мужчин с одной стороны, пять женщин — с другой. Раз в минуту кто-то выходит в центр и начинает с безобидной неуклюжестью рассказывать о своих сексуальных предпочтениях: «Мне не нравится, когда у женщины оттуда пахнет», «Я ненавижу, когда меня кусают», «Мне нравится, ну, когда немного грубо» — и вдруг смелое «А я люблю фистинг и анальный секс». Потом каждый из присутствующих получает запутанное домашнее задание: написать два сочинения; раздеться и 30 минут смотреть на себя в зеркало; мастурбировать дважды, останавливаясь в шаге от оргазма.
По залу расхаживает коренастый мужчина в джинсовом костюме. Он просит называть себя Джуффином — во-первых, потому что считает лишним для своего основного рода деятельности афишировать своё увлечение свингом, во-вторых, ему просто нравится это прозвище. Циничный прищур, длинные седые бакенбарды, прокуренный за 20 лет потребления «Беломора» голос и ворчливые интонации делают Джуффина похожим на частного детектива эпохи американского нуара. Он познакомился со свингом в самом начале 1990-х, когда приятели позвали его, по образованию театрального режиссёра, ставить эротические шоу в клубе «Каравелла».

Поскольку гориллы достаточно моногамны, тестикулы их самцов меньше, чем у людей, тогда как у склонных к промискуитету бонобо — больше «Я уважаю свингеров за то, что эти люди, создав семью, естественным образом осознали собственные проблемы в браке, которые у многих неизбежно появляются на фоне мирового кризиса семьи. Они сели и честно эти проблемы проговорили — ради сохранения отношений; может быть, из-за любви, из-за детей или чего-то ещё. После этого они стали совершать определённые поступки вместе. В такой ситуации свинг даёт прогресс и рост. Люди чувствуют, что стали ближе, счастливее, им есть чем гордиться», — говорит Джуффин.

Вести интенсивный тренинг по свингу Джуффин придумал шесть лет назад. Тренинг стоит 20 тысяч рублей и рассчитан на десять дней, по истечении которых желающие могут отправиться в загородный дом и принять участие в масштабной дачной оргии. На этот курс записалась разношёрстная компания, но в рамках этой статьи у неё нет ни имён, ни фамилий — каждому участнику организаторы обещают полную анонимность. Здесь есть и недовольный своим телом банкир, и неспособный поделиться с партнёром своими сексуальными фантазиями стоматолог. Одна семейная пара думает перевести свою жизнь в полигамный режим, другая пришла сюда на грани развода, чтобы попытаться спасти брак.

«Потребность в таком пространстве возникла, потому что свинг-движение стало хуже. Куда-то ушло качество, исчезло умение проживать свинг вкусно и глубоко. Мне кажется, что многие люди относятся к нему слишком потребительски. Редко встретишь пару, которая умеет творить настоящий свинг, который бессмыслен без глубоких отношений с партнёрами», — объясняет Джуффин. Как и Вадиму, Джуффину кажется, что клубный свинг переживает кризис: часто люди приходят покричать друг на друга сквозь громкую музыку, потрахаться, обменяться телефонами и больше никогда не звонить. Из ценного опыта, при котором возникают новые друзья и любимые, по мнению Джуффина, свинг превращается в место для удовлетворения сексуальной потребности.

Сложно понять, чего в словах Вадима или Джуффина больше — ностальгии, стариковского ворчания или трезвой оценки падения нравов в результате стремительно обрушившейся на свинг демократизации. Скорее всего, всего понемногу. Но главное, что сексуальная сцена Москвы действительно меняется, просто изменения эти приобретают разную форму — иногда красивую, иногда уродливую, иногда непонятную. Освободившись, сексуальность, подобно живому организму, начинает принимать всё более сложные формы, следуя за изменениями в обществе и бесконечной человеческой фантазией, которой руководят похоть, страсть и любовь.

Как-то я попросил Вадима рассказать о самом безумном сексе, который у него был, и приготовился слушать о гротескной оргии в каком-нибудь замке, но нет. Вадим рассказал, как однажды он остался в «Нюансе» после вечеринки со своим приятелем и его девушкой и впервые решил позвонить проституткам. Их приехало четыре. Все вместе выпили виски и расслабились. Приятель взял двоих из них с собой и ушёл «со своей женой что-то устраивать», а Вадим понял, что уже ничего не хочет, и просто стал болтать с девушками. В итоге с одной из них они пили до поздней ночи и подружились. «А потом через неделю мы опять зависли, — продолжает он. — Мы с ней зашли в офис утром воскресенья, а вышли оттуда в понедельник вечером. Я не мальчик, но знаешь — полтора дня! И поспали всего три часа. Нас несло, никогда такого не было. И потом мы ещё долго встречались. Я так скажу: это единственная женщина, о которой я жалею, что мы не общаемся».

— Подожди, — перебил я его. — А это её фото стоит у тебя на рабочем столе на компьютере?

— Её. Так получилось, что потом она вышла замуж, и всё закончилось. Но примерно через год я был злой как собака и опять решил заказать проститутку. Зашёл на сайт, а там её фотография!

Позвонил и успел поймать её за секунду до того, как она в метро спустилась. Оказалось, она подрабатывает втайне от мужа. Мы опять стали общаться, она всё больше времени со мной проводила — и вдруг исчезла, телефон выключила. Потом я увидел её фотографии во «ВКонтакте» с большим животом. Я сначала не переживал, мы ведь просто весело проводили время. Но через полгода вдруг сильно расстроился.

— Ты был влюблён в неё?

— Да нет... Не знаю..
Реакции: Lukskywalker и Maxuta
Автор
WhoMadeWho
Просмотры
29
Первый выпуск
Обновление

Рейтинги

0.00 0 оценок